Арчи и Агата благоразумно старались не надоедать друг
другу. Теперь у Агаты не было компании, чтобы проводить в ней время по
выходным. По ее выражению, суббота и воскресенье были «самыми скучными и
длинными днями», а сама она — «вдовой гольфа», поскольку эти дни Арчи
полностью посвящал любимой игре. Большинство ее подруг были замужем, и
приглашать их к себе без мужей считалось неприличным. Единственными
людьми, которые не раздражали Арчи, были Нэн и ее второй муж, поскольку он
отлично играл в гольф. Друг Арчи Клайв Бейли жил по соседству, и Агате
нравилась его жена Руби, но остальное общество Санниндейла было совершенно
не в ее вкусе: «...Среднего возраста, занятые своими садиками и
практически больше ни о чем не разговаривающие, или какие-то беспутные,
много выпивающие, которые не нравились ни мне, ни Арчи». В
сравнении с Лондоном или уютным Торки Санниндейл, по выражению Шарлотты
Фишер, был «отвратительным местом, самодовольным, опрятным и унылым».
Позже Агата изобразила этот период своей жизни и крушение замужества в
«Неоконченном портрете». Ее описание слегка преувеличено — вечерами Дермот
сидел дома, «читая книги по финансовым проблемам», но картина одиночества
и разочарования Силии полностью совпадает с положением Агаты в то время.
Проблема заключалась не в том, что Агата не знала, как себя занять, а в
том, что уже долгое время она была замужней женщиной и жила в обществе,
которое может видеть замужнюю женщину только в сопровождении мужа, а у ее
мужа была одна страсть — гольф, — и все свое время он проводил только с
фанатичными поклонниками этой игры. Практически у нее не было круга
общения, дружеских отношений и привязанностей. Конечно, очень легко
подчеркнуть выгоды ее тогдашнего положения — статус замужней женщины,
умный и красивый ребенок, просторное и прекрасно обставленное жилье в
спокойном, чистом месте недалеко от Лондона, но без шума и суеты; у нее
был автомобиль и... она была очень способна. Сотни женщин при таких
обстоятельствах не просто довольны, а именно счастливы, им вполне хватает
дома и сада, и они не ищут приключений и не рушат ровный уклад своей
жизни. Иногда, правда, они ссорятся, но чаще обсуждают чьи-то бакалейные
счета и чье-то поведение. Они всегда при деле. Однако Агату
отвлекал ее писательский труд. Вместо того, чтобы надоедать Арчи со своими
эмоциональными и интеллектуальными размышлениями, она предавалась игре со
своими героями. Она не могла быть уверена, что муж уделит ей должное
внимание, но знала, что может вызвать внимание, интерес и переживания у
своих читателей. Так она и сделала, написав в начале 1926 года следующую
книгу — «Убийство Роджера Экройда». «В ней я воспользовалась
хорошим советом, — заявила Агата позже, — которым я обязана моему зятю
Джеймсу Уоттсу». В ее «Автобиографии» говорится, что именно Джеймс Уотте
предложил превратить Ватсона из «рассказчика» в «преступника» — вот и вся
тайна. Конечно, то, что Агата так легко ввела в заблуждение многочисленных
читателей, критиков и писателей идеей о том, что рассказчик может быть
преступником, не было самым поразительным; дело в самой необычности
изложения — замкнутый круг людей с определенным числом жертв и
подозреваемых, в котором возможности и варианты весьма ограничены. Одним
из тех, кому похожая идея пришла в голову, был лорд Луи Маунтбэттен,
который написал Агате 28 марта 1924 года, послав письмо в редакцию
«Скетча». В этой газете он прочел рассказы про Пуаро и теперь, рассыпаясь
в комплиментах, умолял принять его предложения для еще одной истории про
Пуаро (письмо написано в третьем лице). Основной линией в его сюжете было
то, что рассказчик должен сам быть преступником, что его алиби заключалось
в том, что «в момент совершения преступления он находился рядом с
величайшим из живущих детективов» и что самому детективу должно быть
предъявлено обвинение. Маунтбэттен приложил к своему письму многословный
набросок сюжета, детали которого раскрывались в письмах между Пуаро,
Гастингсом и человеком, причастным к убийству. «В заключение, — написал
Маунтбэттен, — лорд Луи просит простить за написанное к незнакомой ему
персоне письмо и, естественно, не ждет, что миссис Кристи использует этот
сюжет, если он ей не понравится. Сам он никогда не воспользуется этим
сюжетом, поскольку, будучи морским офицером, не имеет времени на то, чтобы
написать что-нибудь кроме коротеньких рассказов в журналы, для которых
прилагаемый материал совершенно не подходит». Почти полвека спустя, в
ноябре 1969 года, лорд Маунтбэттен написал еще раз. После поздравлений
Агате по поводу успеха ее пьесы «Мышеловка», которую он только что
посмотрел еще раз, он упоминает о своем предыдущем письме. Ответ Агаты был
искренним и благородным. «В течение многих лет меня преследовало
время от времени чувство какой-то вины: «Отблагодарила ли я вас за то
давнее письмо?» И какое-то неловкое чувство, что я написала вам письмо,
но, возможно, забыла отправить его. Было облегчением узнать, что я
отправила его. ...Идея «Это сделал доктор Ватсон» пришла ко мне из двух
источников. Как-то раз замечание сделал мой зять, сказав, что «однажды
получится так, что доктор Ватсон окажется убийцей», на что я ответила:
«Это будет ужасно трудно технически». Я не стала обдумывать этот момент,
но очень скоро пришло ваше письмо, в котором, если я правильно помню,
излагалась самая интересная фабула... Я считала эту мысль очень
привлекательной (никто никогда такого не делал), но я сомневалась,
справлюсь ли. Но это был вызов! Мысль сидела у меня в подсознании, и я
набросилась на нее как собака на кость». Это письмо воодушевило лорда
Маунтбэттена. Он ответил немедленно, поздравив Агату «за самую прекрасную
разработку моей идеи в «Убийстве Роджера Экройда». Эту книгу я считаю
самым лучшим из когда-либо написанных детективов». Он также поблагодарил
Агату за предложение прислать последнюю книгу, попросил надписать ее и,
«если можно, упомянуть наш оригинальный контакт сорок пять лет тому назад
в связи с «Убийством Роджера Экройда», что Агата любезно сделала. Итак,
все остались довольны, наверно, даже стушевавшаяся тень доброго Джеймса
Уоттса. В конце весны 1926 года ««Убийство Роджера Экройда» было
опубликовано в Англии издательством Коллинза, а в Америке издательством
«Додд и Мид», которые в 1922 году приобрели «Джон Лэйн и К°». Мастерство
Агаты всегда вызывает удивление и восхищение. Детективные рассказы в
двадцатые годы были частью основного чтения в широких кругах, и публика
была настроена на определенные условия, оговоренные в правилах Клуба
любителей детективов, — автор не должен использовать выражения типа
божественное откровение, женская интуиция, стихийное бедствие и т. п. для
определения преступления. «Убийство Роджера Экройда» вызвало бурю
страстей. Некоторые критики выступили с гневным осуждением — «Ньюс
Кроникл» назвала книгу «безвкусным неудачным разочарованием автора»; один
читатель даже написал жалобу в «Тайме». Выход в свет этой книги стал
поворотным пунктом в ее карьере. Трюк, сыгранный в «Убийстве Роджера
Экройда», был не просто предметом обсуждения, он сделал Агату знаменитой.
Люди, жившие в двадцатые-тридцатые годы, позже вспоминали споры вокруг
этой книги — действительно ли автор беспристрастно выложил перед читателем
все улики, но их воспоминания постоянно смешивались с воспоминанием о
большом публичном скандале, причиной которого стала Агата в тот же год.
Людская память — вещь довольно странная, именно поэтому и появляется
столько мифов и небылиц. С чопорного письма в «Тайме», сентенций в
разных газетах, пустой болтовни в средних классах и высшем обществе
появилось смутное впечатление, что миссис Кристи личность корыстная и
весьма ловкая в махинациях. Такие мнения заставили публику ломать голову
над личной жизнью Агаты. Обсуждение книги и самой Агаты перепуталось во
всех воспоминаниях, и теперь, много лет спустя, трудно понять — где было
волнение из-за «Роджера Экройда», а где — просто из-за пустяков.
По книге Джанет Морган
На
главную |
1926 |